Вчера подписал договор, можно раскрыть секретные карты
Выход в мае.
Внутри 202 крошечных рассказа о Злате и Василисе.
Аннотация:
Принцессе Злате 4 года, принцессе Василисе 12, их папа – писатель-фантаст, принцесса-мама работает в школе бухгалтером. Вместе с ними обитают британская кошка Фифа и три мыша-песчанки – Бублик, Джерри и Бурундук. Вернее, раньше обитали. Однажды три бравых мыша постарели и отправились на мышиное небо, полное зернышек кукурузы, массажа пузика и чудесных беговых колес...
И папа Златы и Василисы остался единственным мужчиной в семье. Теперь его задача — выжить среди принцесс.
Злата делает домик из пластилина. Четыре стены уже готовы, крышу (розовую и треугольную, как заказывали) слепил я. Теперь очередь за окном.
— Окно какое будет? — спрашиваю. — Голубое?
— Конечно, папа, — в голосе Златы бесконечное терпение и легкая снисходительность.
Я леплю окно. Вытянутое, в готическом стиле. Готово. Показываю Злате.
— Нет, папа. Не такое!
— А какое?
— Другое! Сейчас я тебе нарисую.
Злата берет фломастер и рисует. Классическое окно, разделенное на четыре части, как мы изображали в советском детстве.
— Понял. Сейчас, — я переделываю. Готическое окно превращается в простой квадрат, стеком я вывожу перекладины.
— Такое?
— Да! Теперь еще окно! И дверь!
Через несколько минут у домика появляются по окну в каждой стене (одно из них золотое. Простите, это концепт), дверь и два окна на крыше. Не спрашивайте, зачем. Ну, во-первых, это красиво...
— Красивый у тебя домик. Молодец, — говорю я. — Теперь все?
— Папа!
— Да?
— Слепи мне лошадку!
Я вздыхаю. Это она по адресу.
Мою личность создали книги и пластилин. Тысячи книг и тонна пластилина.
Поэтому крошечную лошадь я леплю на автомате. Сам поражаюсь, насколько быстро и легко я ее делаю. Раз-два и готово. С той же виртуозностью, с какой мой дед Гоша лепил пельмени, по сотне за раз, я создаю лошадь размером с двухрублевую монету. Когда-то на огромном поле, склеенном из нескольких разворотов газеты, где карандашами и засыхающим фломастером рисовалась река, сражались армии из сотен крошечных бойцов. Русские витязи и монгольская дикая орда. Иногда третьей стороной выступали викинги или ливонские рыцари. Это был настоящий пластилиновый мир.
Мы сами придумали правила и играли по ним. Мы с Юркой Рюминым, Андрюхой Башкирцевым, Димкой Ждановым или Симонычем бросали кубик и ходили, вымеряя путь полков спичечным коробком (тяжелая пехота на один, легкая пехота ходит на два коробка, конница на три). В боевом столкновении бросали кубики, вычисляя потери. Удар с фланга добавлял очков. Обход полка с тыла — давал право на дополнительный бросок кубика. Еще был алгоритм расчета стрельбы лучников (с учетом направления и силы ветра) и боевой катапульты. Фактически мы изобретали велосипед — настольные варгеймы. Эх, дорого бы я в то время дал за свод правил какого-нибудь Вархаммера! Или хотя бы за концепцию "гексогонального поля". Удивительно, в советское время массово выпускали книги "Юный командир", "Юный адмирал", готовили будущих солдат и командиров, но никто не догадался дать советским детям военно-стратегические настольные игры. Даже не сами игры, черт с ними. Мы все сделали бы сами, от игровых полей до фигурок, нам только нужны были обкатанные, четкие правила. Эх.
Наши правила были далеки от идеала, но это были правила.
Прежде чем играть, нужно было все слепить.
Для монгольской конницы требовалось полторы-две сотни лошадей (я не шучу). Для русичей — полсотни, у викингов вообще всадников не было, зато были драккары. Крошечные пластилиновые воины отличались только формой щитов и головы. Острая голова — русич в остроконечном шлеме. Голова с ободком — монгол в меховой шапке. Викинг носил рога (трудоемкий, гад), а кнехт-пехотинец (рыцарей было мало и все конные) был с круглой головой, его было сделать проще всего. У рыцаря — голова-ведро и щит с крестом.
Мы лепили свои воинства за час-полтора. Нам не терпелось начать игру. Причем большинство лошадей делал я, как специалист по скоростной лепке. Еще у нас был пластилиновый русский город с церковью, мосты через реку, татарский "сарай-бату" с юртами и лагерь рыцарей. Викинги просто приплывали по реке. Они же бандиты.
Мы выстраивали полки по родам войск и начиналась битва.
К чему это я? В общем, я сделал для Златы лошадку.
— Красивая лошадка?
— Да! — радуется Злата. — Очень красивая! Теперь свинку! И жирафа!
Теперь у нас есть лошадка, жираф, свинка, барашек, олень, верблюд и единорог (с золотым рогом и крыльями. Простите, это концепт).
— Папа, теперь лягушку! — требует Злата.
— Хватит, пошли зубы чистить.
— Ну последнюю!
— Злата, — подыскиваю я аргумент. — я не умею лепить лягушку. И вообще, уже пора спать.
Действительно, не умею. В воргеймах редко используют лягушек.
— Ничего, — терпение Златы бесконечно. — Я тебе покажу.
И действительно, показывает. Если бы я уже не сидел на полу, я бы сполз на пол. И тихо лежал бы там, ослабев от смеха. Злата садится передо мной в позе лягушки и делает соответствующее выражение лица.
— Видишь, папа? — говорит лягушка Злата. — Теперь лепи!
И я леплю с натуры. Лягушка у меня выходит так себе, но Злата старательно позирует. И, что удивительно, это помогает.
— Готово, Злата. Красивая лягушка? — я показываю. Лягушка сидит в той же позе, что и Злата. И даже выражение лица один в один.
— Да!
— Пошли тогда зубы чистить.
Я ставлю лягушку к остальным зверям. Теперь целый зоопарк.
— Все, зови маму, показывай ей своих зверей. И пойдем зубы чистить.
— Э! — возмущается Злата. — А я? Я еще лисичку не слепила!
— Злата! Хватит уже.
— Ну, папа! Одну лисичку! Маленькую! Пожалуйста! — она делает умильную рожицу. — Ну, пожалуйста! Или я буду тебя обнимать!
Это у нее такая угроза. Обнимается Злата с таким энтузиазмом, что кажется, вот-вот оторвет тебе голову.
— Ладно, только давай быстрее. Одна минута.
— Ладно.
Я встаю. Потягиваюсь... Сейчас бы пивка.
— Папа!
— Что Злата?
— Я не знаю, как лепить лисичку.
— И что делать?
Злата смотрит на меня:
— Ты же не знал, как лепить лягушку, и я тебе помогла. Теперь ты!
Пауза.
— Что ты имеешь в виду?
Я стою и изображаю лисичку. В смысле, лиса. На четвереньках, с прямой спиной и гордым профилем. А Злата старательно лепит с натуры. Через некоторое время у меня начинают дрожать руки и колени. Когда я пытаюсь пошевелиться, Злата возмущается.
— Э! Я же делаю!
...Хороший вышел лис, кстати. Думаю, это все гены.
Иногда я думаю, что жену в нашу семью подкинули. В наказание. Иначе трудно объяснить, откуда среди "сов" взялся ярко выраженный жаворонок. Может, Лариса в прошлой жизни мешала людям спать? Иисусу в Гефсиманском саду, например. Или Мерлину под холмом. Высшие силы, как известно, не мстят, они воспитывают.
Явление.
Дизайнер Злата появляется в полосатом платье и в кружевных колготках. Эти колготки перешли к Злате в подарок от двоюродной сестры Ники и считаются у нее балетными (балет -- златина священная корова). Поверх колготок надеты розовые носки с "нюшей из смешариков". Я моргаю. Мне смешно, у жены легкая эстетическая контузия.
Злата, несомненно, очень довольна своим внешним видом. Вертится перед зеркалом в коридоре, танцует, затем прибегает в комнату, радостная:
— Мама, можно завтра в театр я надену колготки с носочками?
— Завтра посмотрим, — говорит жена уклончиво. Спорить со Златой трудно, а сказать "нет" почти невозможно.
Вечер. Пора укладываться спать. Дети еще полны сил, а жена, как жаворонок, уже в бреющем полете. Она убредает в спальню, я гоняю детей чистить зубы и спать. Думаю, через часа полтора мне это удастся. Потом час-два подождать и они уже спят. Делов-то.
Злата умело пользуется слабостью матери. Прибегает в спальню:
— Мама, мама! — Лариса еле открывает глаза. — Давай завтра не будем смотреть, а сразу наденем колготки для балета? Хорошо?
— Хорошо, — бормочет жена и засыпает, не успев засмеяться.
Вспомнил, как Василиса раньше отправляла письмо Деду Морозу. Писала тайно и скрытно, никому из нас письмо не показывала, отправляла в заклеенном наглухо конверте. В ящик опускала сама, не доверяла родителям. Как-то с бабушкой они догуляли до почты, а это целый квартал, чтобы отправить письмо. На осторожные вопросы "Василиса, ээ... а что ты попросила у Деда Мороза на Новый Год?", отвечала "Я же написала в письме". И родителям оставалось только вести шпионскую деятельность, менять парики на ходу и приклеенные усы, пока письмо летело себе в Великий Устюг. Или на северный полюс, где там у Деда Мороза дача?
Сейчас я понимаю, что тогда уже ростки недоверия поселились в ее душе. И она просто проверяла. Если Дед Мороз прочитает письмо и подарит именно то, что она написала, значит, он существует.
До поры до времени Деду удавалось выкручиваться.
И вот наступил момент, когда Дед не смог...
За несколько дней до НГ жена позвала меня в гостиную. Мы уже поставили и нарядили елочку -- маленькую и искусственную, но симпатичную. Эта елочка стоит на бывшем подоконнике, а ныне -- водоразделе между моим кабинетом и остальной гостиной. Под елкой обнаружились пакет, тарелка и записка -- на листке, вырванном из тетради в клеточку. Смотри, говорит жена.
В записке Василисиным небрежным почерком (цитирую по памяти):
Дорогой Дед Мороз, принеси мне, пожалуйста, в подарок две лошадки Шляйх, наездницу в голубом и седло с уздечкой. А Злате -- Барби-стоматолога. Спасибо! Ты лучший.
Подпись: Василиса О.
Лошади -- это тогда было ее увлечение. Коллекционные фигурки, породы, конюшни. Это понятно. Подарок для Златы -- тоже.
Я поднял брови. Что-то насторожило мой дедуктивный инстинкт. В целом все правильно, но детали не сходились. Итак. Листок из тетради, оборван неровно. Написано небрежно, словно второпях, карандашом. Рисунка нет. А старые письма Василиса писала от руки, высунув язык, и рисовала целые картины фломастерами. И листок оставлен там, где мы легко можем найти и прочитать. Что это значит? Забыла спрятать? Не нашла конверта? Я провел пальцем по неровному обрезу листка...
И тут меня озарило. Улики начали сходиться в единую картину.
— Думаешь, это она для нас написала? — говорю я.
— Похоже.
Смотри еще, говорит жена. Видишь?
Вижу. Еще два клочка бумаги. Две записки.
ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ, ДЕД МОРОЗ.
И целый мешок шоколада от киндер-сюрпризов. Папа мороз рассеянно потрогал шоколад пальцем. Холодный.
А ЭТО ДЛЯ ТВОИХ ЛОШАДОК.
Тарелка нарезанных яблок и морковок.
Лошадка папа задумчиво поел.
Настоящий детектив может распознать на вкус триста разных сортов моркови — и эта отдавала цинизмом. А вот чуда в ней почти не осталось. Сорт подростковый, ранний. С легкой горчинкой.
— Кажется, Василиса больше не верит в Деда Мороза, — говорит жена.
Элементарно, дорогой Ватсон. Дети растут... как это не неожиданно.
И где-то умирает один Санта-Клаус.
Написал вот это и мне немного грустно. А может, грустно много.
В качестве иллюстраций: 1. The Adventures of Sherlock Holmes (1939), 2. Девочка и жеребец фризской породы (автор неизвестен), 3. Мальчик и лошадь, фото 50х годов (автор неизвестен)